Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
А потом появился Персей. Тот, чье имя вошло в историю и мифы, оставшись жить на кончике языка у тех, кто верил в чудеса. Ему удалось обмануть старших сестер Медузы, и он умудрился отрубить вражине голову, но даже ему не удалось навсегда избавить мир от Горгоны.
Во время этой судьбоносной битвы Медуза была беременна, и когда Персей разрубил ее тело, из нее вышел Пегас и его старший брат, великан Хрисаор. Вопреки мифам Пегас никогда надолго не покидал свою мать, когда она вновь вернулась к жизни. Чтобы поддерживать легенду, Медузе и ее сыну с тех пор пришлось вести скрытный образ жизни. Они скитались по миру, то здесь, то там оставляя после себя следы волшебства.
Но время, проведенное среди людей, в какой-то степени очеловечило обоих, и их реальные лица померкли за тем, что им больше хотелось видеть в своем отражении. И они превратились в тех, кто никогда не будет здесь своим, но кому больше некуда вернуться, потому что время, которым они дышали, безвозвратно прошло.
Остались только змеи, которые когда-то были частью Горгоны, знаменитой грозы всех героев с блестящим мечом. Они расползлись по миру, оплакивая хозяйку, которая теперь больше предпочитает огненно-рыжие человеческие волосы.
· 10 ·
Оба два, а ни в одном добра
Ноябрь, 2018
Первая сигарета всегда лучше последней. Первая затяжка – это почти первый секс. Это тающий на кончике языка кусочек сладко-горького шоколада. Это глоток ледяной воды в жаркий день. Это почти как любовь, и так же, как любовь, она медленно убивает твое тело и дух.
Первая сигарета всегда лучше последней, потому что последняя – это уже механика, привычка. Рука тянется ко рту неосознанно, как будто так и должно быть, как будто так будет всегда. Нёбо немеет, вкус приедается, становится роднее дыхания, и новизна довольно быстро растворяется в окутывающем тело дыме.
Чиркает зажигалка, короткий вдох, тут же – выдох. Глеб с наслаждением запрокидывает голову и на долю секунды – всего на долю, но этого тоже достаточно – забывает о змеях. Когда открывает глаза, то с удовлетворением отмечает, что ползучие гады чуть помутнели, будто он смотрит не официальный дивиди, а пиратку.
Змеи – это не просто «легкое неудобство». Даже если по какой-то счастливой случайности их не оказывается в поле зрения, беспокойство все равно никуда не девается. Едва входя в новое помещение, Глеб тут же неосознанно начинает выискивать змей.
В детстве над ним смеялись. Дети, они ведь бывают злее взрослых, потому что только с возрастом начинаешь понимать, как больно бьют камни, брошенные из-за собственной неуверенности. Найти в обеде мелкие камешки было обычным делом. Хуже всего были взгляды, особенно взгляды сочувствия.
Когда-то давно он знал одну девочку – Глеб уже не помнит толком, как ее звали. То ли София, то ли Корина, то ли экзотическая Анна-Мария. В общем, не важно. Важно то, что ей было не все равно, и Глеб ее за это ненавидел, ведь даже мать не опускалась до такой откровенной жалости.
– Ты должен рассказать взрослым, – сказала она как-то, набравшись смелости вместо воздуха.
Глеб тогда послал ее, громко и зло, так, что все слышали. Потом, конечно же, жалел, и круглое красное лицо с глазами, полными слез, еще долго преследовало его во снах.
Самое противное, что змеям это нравилось. Они ободряюще кивали треугольными головами и одобрительно шипели.
– Детеныш-ш крепнет, – говорила одна толстая змея с черными пятнами на хвосте.
– Крепнет, – кивала другая.
Глеб собирался крикнуть им, чтобы они тоже заткнулись, но не хотел еще сильнее усугублять ситуацию. На него и так пялились нормальные люди, и сейчас, много лет спустя, он временами ловит себя на мысли, что видит не лица своих учеников, а те лица из прошлого. В такие моменты он обычно отворачивается к доске, чтобы что-то написать – что угодно, лишь бы не видеть эти ненавистные рожи, – или утыкается взглядом в компьютер, даже если на экране пусто.
Вторая сигарета. Конечно же, хуже первой, но реальность расплывается еще сильнее, и это та тонкая граница, на которой змей уже нет, но он еще жив.
Сегодня они проходили, как вести себя с незнакомцами. Для обычных людей может показаться плевым делом, но в том-то и дело, что эти дети – далеко не обычные. Их прятали от белого света лет до десяти, а потом наконец нашли в себе силы отправить в «ФИБИ». Некоторые приходят в пятый класс, ни разу не держав в руках карандаша и не зная, как пишется их собственное имя. Родители порой так боятся собственных детей, что стараются лишний раз не прикасаться к ним, будто те обязательно вопьются в них своими ядовитыми зубками.
Кому-то повезло больше, кому-то меньше, но в целом знаменатель примерно одинаковый: их тяжело было любить. И человеческим родственникам, и Глебу.
– А что, если до меня кто-то дотронется? – с места спросил Яша Цаплин.
Только здесь такого рода вопрос может быть задан всерьез.
– Закрой глаза и глубоко вдохни, – ответил Глеб.
Совет такой же дешевый, как те, которые дают в своих кабинетах психотерапевты своим тупоголовым клиентам. На самом же деле Глебу хочется сказать: «Табак и алкоголь – вот те, кому должно быть разрешено к вам прикасаться. О наркотиках забудьте, они сожрут вас быстрее, чем огонь спичку. А вот все остальное – почему нет. Женщины, деньги, слава – найдите то, что работает лично для вас, и дело в шляпе».
Но он так, конечно же, не сказал.
С третьей сигаретой вкус уже сильно притупляется, но пока еще ощущается.
Потом они устроили ролевую игру. Делали вид, что столкнулись с кем-то в дверях или кто-то трогает их за плечо, чтобы что-то сказать. Глеб видел, как дети с трудом сдерживают отвращение друг к другу, но упорно продолжают выполнять задание.
Ульяна Шкутова, довольно высокая для своих лет шестиклассница, делала все, что Глеб говорил, с каменным лицом и, кажется, справлялась со стрессом лучше остальных. Потом, на перемене, проходя мимо женского туалета, Глеб краем глаза увидел, как она рыдает, прислонившись спиной к холодному кафелю.
Эти дети – словно неправильно заряженные частицы, которые никогда не впишутся в законы физики. Смотреть на них больно, порой даже больней, чем на змей, потому что к злу можно привыкнуть, а к несправедливости – никогда.
Четвертая сигарета исчезает как-то быстро и незаметно, будто ее и не было, и следом во рту сразу материализуется пятая. Пятая хуже всего. С пятой сигаретой к горлу подступает тошнота и начинает чувствоваться горечь табака.
Иногда Глеб тянется за шестой сигаретой, но каждый раз знает, что это плохая идея.
Несмотря на холод, садится на каменную приступку у общежития. Как раз в это время на пороге появляется Рената. Коротенькая юбочка едва прикрывает худые ноги, и от одного только взгляда на тонкие капроновые колготки становится зябко.
– Опять куришь. – Не вопрос – констатация.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
